Штурм бездны: Море - Дмитрий Валентинович Янковский
Нового взрыва все не было.
– Платформа двухшахтовая, – сообразил я. – У нее кончились ракеты. Или она раньше их отстреляла, и не успела вырастить новые.
– Сорок пять секунд!
Я сжал губы.
– Шестьдесят! – Вершинский кнопкой остановил ход секундомера. – Вперед! Отстрелялась тварь!
Он потянул рычаг привода на себя, дал ход турбинам, и заложил над гребнем Горы Циклопов эффектный вираж с легким креном. Мы вырвались на оперативный простор.
Глава 6. «ПРИКРОЙ, АТАКУЮ!»
Вершинский поднял гравилет выше. Земля, похожая на лоскутное одеяло, мелькала проеме люка, подернутая белесой дымкой от догоравшей сухой травы у дороги. Но вместо того, чтобы устремить машину к нашему поселку, Вершинский продолжил дугу и ушел с нужного курса.
– Теперь можем смело маневрировать по высоте, – сообщил Вершинский. – Но нам понадобится еще один гравилет.
– Что? – я всполошился.
– Что слышал, салага. Я не смогу эффективно управлять боевой машиной, когда на борту раненная. Поэтому ты останешься в кабине этого гравилета, а я пересяду в один из тех, что сейчас уходят по ветру на восток.
– Но я управлять не умею!
– Тебе и не надо. Будешь аккуратно маневрировать и создавать видимость боевого присутствия. Дам команду, начнешь стрелять. Только не по людям, дьявол бы забрал вашего Дохтера.
Он подтянул рычаг, и мы начали быстро набирать высоту. У меня дух захватило и защекотало глубоко в животе.
– Сюда полезай! – приказал Вершинский.
Я перебрался из десантного отсека в кресло второго пилота, ощущая, как заложило уши от перепада давлений.
– Вот это сектор тяги турбин, – показал Вершинский на два рычага. – Две ручки, правая турбина и левая. Вперед больше ходу, назад меньше. Аккуратно с ними. Это понятно?
– Да.
– Разность тяги турбин для поворота вокруг оси можно более точно задавать педалями. Давишь левую, нос машины уходит вправо, давишь правую, наоборот. Ходом ручки вперед и назад изменяешь тангаж и чуть меняешь тягу привода. Наклоняешь ручку вперед, гравилет уходит в пикирование, тянешь на себя, полого взмываешь с тангажем на хвост. Ручка влево, гравилет дает крен влево, и с этим креном боком уходит влево. Вправо, соответственно, наоборот. Этого тебе хватит, – под конец заявил Вершинский. – И надень гарнитуру, я организую связь.
Он нахлобучил мне на голову увесистую довоенную гарнитуру из металла и пластика. Я ее поправил, глянул на альтиметр и обомлел. Мы поднялись на полных три тысячи метров и продолжали набирать высоту. Далеко на востоке виднелась черная точка, примерно на нашем эшелоне. Постепенно в ней начал различаться силуэт дрейфующего гравилета. Одного из четырех уцелевших.
– У гравилетов потолок четыре тысячи метров, – пояснил Вершинский. – Привод Шерстюка мог бы поднять и выше, но там не хватит кислорода для работы водородных турбин, поэтому автопилот не дает набрать высоту больше этой ни при каких обстоятельствах. Чувствуешь, что дышать стало сложнее?
Я кивнул.
– Турбинам еще сложнее, – заверил меня Вершинский. – им больше воздуха нужно. Так что все гравилеты, которые мы запустили, стабилизировались на четырех тысячах метров. И один мы сейчас подберем. Держи курс на него, салага. Метрах в двухстах от гравилета уберешь тягу турбин в ноль.
Он переключил управление на меня.
Я так нервничал, что не обратил бы внимание на затрудненность дыхания, если бы Вершинский об этом не сказал. Но он сказал, и меня это ввергло в панику, сердце заколотилось, едва не выскакивая из груди. Вершинский же спокойно выбрался из кресла, и перелез в десантный отсек. У меня моментально вспотела и спина, и ладони, и голова закружилась, и волосы встали дыбом по всему телу. Большего страха я в жизни своей не испытывал.
Вершинский взял свой карабин, пристегнул к гарпуну шкотик, а боевой наконечник снял. Я сразу понял, что он задумал.
– Скорость сбавь до нуля! – приказал Вершинский.
Я потянул на себя оба рычага тяги, турбины перешли на басовитый, чуть похлопывающий гул. Нас окутало облако пара.
– Это турбины захлебываются водородом при недостатке воздуха, – объяснил Вершинский. – Подай рычаги чуть вперед, самую малость.
Я осторожно выдвинул рычаги. Турбины завыли гораздо стабильнее, забирая из атмосферы чуть больше необходимого им кислорода, без хлопков, а тяга почти не увеличилась.
– Отлично! – похвалил меня Вершинский, вскинул карабин к плечу и пальнул в дрейфующий гравилет.
Гарпун с хлопком преодолел расстояние, разделявшее две машины, пробил обшивку правее десантного люка, и застрял в пробоине, величиной с кулак. Вершинский подтянул шкотик, и через минуту оба гравилета встали борт в борт. Вершинский перекинул в десантный отсек дрейфующей машины сначала свой увесистый боевой каркас, затем карабин, потом перепрыгнул сам. От толчка гравилеты начали расходиться, Вершинский ловко перерубил шкотик кинжалом, и помахал мне рукой.
Странно, но когда я остался в кабине один, мне стало легче. Ушел страх ошибиться на глазах у Вершинского. Теперь я мог действовать намного аккуратнее, медленнее, не боясь насмешек. И это вселило в меня заметную долю уверенности.
– Как ты? – раздался в наушниках его голос.
– Живой, – ответил я.
– Я пойду ведущим, ты держись за мной, но не в кильватере, а чуть правее. Это место ведомого. Если что, я буду уходить в левый вираж, а ты в правый, чтобы избежать столкновения. Погоди, я только турбины запушу.
Я заметил, как Вершинский опустил рычаг привода до отказа, и его гравилет болванкой рухнул вниз, чтобы на скорости запустить турбины набегающим потоком воздуха. Пользуясь случаем, я осторожно и без спешки покачал ручку, меняя положение машины в пространстве, затем еще осторожнее, вывел вперед рычаги сектора тяги турбин и описал в воздухе широкий круг, работая одновременно ручкой и педалями.
Эмоции бушевали во мне, но теперь страх быстро уступал место нарастающей уверенности. У меня получалось! Пока Вершинский запускал турбины, я сделал пару аккуратных разворотов на малой скорости и даже сумел описать нечто похожее на «змейку». Если бы не умирающая Ксюша в десантном отсеке, я бы, пожалуй, испытал настоящий восторг от проделанного. А так мне было приятно совершить ради нее хотя бы маленький подвиг.
– Упражняешься? – раздался в наушниках голос Вершинского. – Молодец, получается.
Я развернул машину на месте, и увидел, как его гравилет поднимается к западу от меня, занимая тот же эшелон. Турбины уже работали, оставляя за собой едва заметные шлейфы пара.
– Тут дышать трудно, скоро в сон потянет, – напомнил Вершинский. – Давай снижаться, только без рывков. Сначала ручкой, и только если получается слишком полого, добавляй рычагом привода.
Вот этого можно было не уточнять. Я и так винил себя в произошедшем с Ксюшей, и знал, что к этому привели именно мои ошибки в пилотировании. Поэтому я не удостоил Вершинского ответом, а лишь потихоньку начал выводить ручку от себя, пустив машину в пологое пикирование.
– Так до вечера будем снижаться, – прокомментировал Вершинский. – Добавь рычагом привода.
Я добавил, ощущая, как кресло подо мной ушло вниз. Подправился. Управление рычагом привода почему-то давалось мне труднее всего.
Чуть увеличив тягу турбин, я сообщил Вершинскому, что могу двигаться быстрее, и вскоре мы оказались примерно в двух километрах от карьера, вне зоны досягаемости ракетных ружей
– Стоп! – скомандовал Вершинский.
Я сбросил скорость. Теперь турбины без труда работали на холостых оборотах, им вполне хватало для этого воздуха, они не парили и не хлопали, как на высоте четырех километров.
– Слушай план, – произнес Вершинский. – Я захожу на цель, отстреливаю часть боекомплекта ты за это время медленно движешься к карьеру. Если понадобится, я дам команду, и ты пальнешь ракетами по краю поселка. Прицел и ракеты активируются красным тумблером на уровне колена. Пуск с гашетки на ручке. Желтый тумблер активирует сброс бомб с той же гашетки на ручке.
– Вижу, – сообщил я.
– Ну и отлично. По моей команде сядешь на берег озера. Вот и все. Проще некуда.
Но у меня эта простота вызвала неприятное чувство. Так же просто на словах выглядел план Вершинского,
